Бега - Страница 13

— Минутку. А триплет с которого?

— Триплет — с любого. Первый-второй-третий. Или второй-третий-четвёртый. Четвёртый-пятый-шестой. И так далее. А квинта только от первого по пятый, что является безграничным кретинизмом, ведь во всем мире вифайф — от второго по шестой.

— Почему?

— Что почему?

— Почему «кретинизм»?

— Потому что люди не успевают. Ясное дело, что надо успеть поставить перед первым заездом, за двенадцать минут до заезда закрывают кассы. Кто придёт позже, может повесить свои билеты на гвоздик в сортире. Содом и Гоморра, потому что одновременно ставят и два первых триплета. У них точно такие же ограничения. Если бы начинали со второго заезда, то успели бы все, для ипподрома чистая прибыль, а так — чистый убыток. Не знаю, какой кретин выдумал, что должно быть с первого заезда, и у меня в глазах темнеет при мысли о том, что это какой-то нездешней силы дебил или враг бегов, общества и государства! Я разговаривала на эти темы с директором, он признал, что я права, сказал, что попробует что-нибудь сделать, но ему ничего не удалось… Так что же за скотина это выдумала, какая сволочь, у козьего орешка и то в голове мозгов больше!

— Вы и вправду считаете, что у козьего орешка где-нибудь есть голова? — так живо поинтересовался Юзя Вольский, что я сразу опомнилась.

— Не знаю. Наверное, есть: такая же, как у того олуха царя небесного, что решил насчёт квинты! Не случайно же во всем мире её начинают со второго заезда, так его распротак, неужели мы не можем учиться на чужих ошибках, а должны их совершать сами?! Впрочем, о политике я из принципа не разговариваю…

— И вы не знаете, кто решал этот вопрос?

— Понятия не имею. Если уж директор повлиять не смог, так что это значит?! Кто, тупы его в качель, решает вопросы бегов, если директор этих же бегов ничего не может сделать?!!

— За здоровье лошадей! — быстренько предложил Януш тост, сунув мне в руку рюмку вина.

Я выпила, не успев успокоиться, и только чудом вино не выплеснулось на юбку. Я немного пришла в себя.

— Зловредный кретин, — мстительно пробормотала я.

— Все понятно, квинта, — деловым тоном сказал Юзек Вольский, — стало быть, пока мы обсудили «верх», последовательность, триплет и квинту. Есть что-нибудь ещё?

— У нас нет, — ответила я, подумав. — В Канаде есть квадриплет.

— Что-что?

— Ну, не знаю, как ещё это назвать. Квадриплет, или кварта. Четыре лошади, что-то среднее между триплетом и квинтой. Я забыла, как они это называют, потому что потеряла программку, а выражение квадриплет пошло от того, что когда-то Мария, моя подружка с гениальной способностью к математическим ошибкам, именно так заполнила купон на триплет, у неё получилось четыре лошади вместо трех. И она меня в тоске спросила, что у неё тут, черт подери, вышло? Квадриплет, что ли? А потом оказалось, что такое существует — в Канаде.

— Не хочу быть свинтусом, — очень решительно заметил Юзя Вольский. — Вы догадываетесь, что я все это записываю на магнитофон?

— Нет, но мне это без разницы. Записывайте сколько хотите.

— Я, разумеется, из записи потом выкопаю то, что мне нужно, но хотелось бы это как-нибудь заранее упорядочить. Квадриплет, насколько я понял, нас не касается?

— Пока нет.

— Так, что там ещё?

— Ничего. С азартом покончено. А вам ещё мало?

— Нет, нет, что вы, для меня так даже чересчур…

— В Пардубицах есть ещё ставка на четыре лошади, — бесцеремонно перебила его я, потому что мною овладели воспоминания. — Ах, заешь её корова, забодай её комар, холера чёртова…

Наверное, прозвучали мои слова интригующе, потому что заинтересовались оба. Я не выдержала.

— Или вы позволите мне об этом рассказать, или вообще с вами разговаривать не стану, — пригрозила я. — Это нечто настолько незабываемое, что душу распирает. Или позволите мне рассказать о Большом Пардубицком стипльчезе, или фигу с маком!

Позволили рассказать — это слабое выражение! Они на коленях молили рассказать о Большом Пардубицком стипльчезе.

Ах, Пардубицкие стипльчезы… Сумасшедшая гонка, зрелище, достойное боя быков, вызывающее тысячи противоречивых эмоций, это проверка на выносливость, в которой столько участников отпадает, а с честью выдерживают её только лучшие из лучших! По мнению директора Пардубиц, в этом есть свой смысл, это верх возможностей лошади, кто попало за это не берётся. Страшная скачка!

Первый раз Большой Пардубицкий стипльчез я смотрела после дождя, когда турф был тяжёлый, скользкий. Упали три лошади и один жокей. Тогда-то и возник Англичанин.

Он отличался уже на представлении участников, ведь во всех пардубицких лошадях была видна их мощная сила: полукровки или чистокровки, они, казалось, состояли только из мышц, красавцы! И один англичанин на лошади, которая на фоне других выглядела как куколка: нежная, стройная, изящная… На трибунах поднялся крик — что, дескать, эта скотиняка тут делает, ведь она совершенно не годится, тренер с ума сошёл, да и жокей тоже! Англичанин даже без скакуна в глаза бросался: белые перчатки, камзол в золотых звёздах и бородка-эспаньолка. Один Господь ведает, что он с ним происходило на первых четырех препятствиях, во всяком случае объявился он перед Большим Таксисом, когда все лошади уже прошли, если только можно так выразиться о том, что в яму с водой одна за одной валились лошади, а с ними люди. Которые выкарабкались, пошли дальше, и тогда появился Англичанин.

Накинулся он с разбегу на Большой Таксис как положено, а лошадь отказалась прыгать. Он развернулся и разогнался снова. Видно было, что конь-то прыгнул бы, но на сей раз испугался всадник. Снова поворот и разгон. Остальные участники пропали за лесочком, смотреть было не на кого, только один этот конь и остался, так что весь ипподром сосредоточился на нем. Уже на второй попытке все стали свистеть, кричать, аплодировать. Поэтому в третий раз Англичанин разогнался как следует, взыграла в нем амбиция, и он прыгнул. Но как! В тот момент, когда конь оторвал от земли передние копыта, всадник вырвал ноги из стремян, и препятствие они взяли вместе, но как бы по отдельности. Англичанин это сделал тигриным прыжком, руки вперёд, ноги растопырены, летел он лягушкой. Оба рухнули в ров, весь ипподром вопил и выл, потому что за живой изгородью виднелась только куча мала, потом Англичанин вылез, за поводья вытянул коня и сел в седло. Конь страшно на него обиделся и неохотной рысцой поплёлся к следующему препятствию. Это был Большой Вал. Вот влез он на этот Большой Вал и встал. Застыл в полной неподвижности. На фоне неба — вылитый памятник кондотьеру Коллеони на постаменте. Трибуны совсем взбесились, а конь с Англичанином стоял, словно решил остаться там навсегда. Англичанин его похлопывал по холке, что-то шептал ему в ухо, наконец, убедил его, что слезть все же надо, и конь в конце концов соизволил тронуться с места. Слез с вала и направился в лесочек отдохнуть.