Бега - Страница 46

— Ну что ты сделаешь, хоть слезай с него и сам скачи.

— А что ещё остаётся?

— Мне все же показалось, что Цербер был чуть впереди Флинты, — сказала Моника Гонсовская. — Это хуже?

— Во-первых, хуже, а во-вторых, неизвестно, так это или нет. Мы тут сидим на повороте, видим финиш под углом, и тот конь, что ближе к нам, всегда кажется отсюда первым. Я надеюсь, что была все-таки Флинта, посмотрим по телевизору.

Повторение заезда на экране поделило толпу на две половины. Ссорились все до тех пор, пока возле судейской вышки не появились флажок и зелёная лампочка.

— Успокойтесь, Флинта уже висит! — сообщил полковник. — Есть: три-один.

— Если они этого Фигата не возьмут за горло… — начала я угрожающе.

— Вот холера, — сказала Мария, — я же говорила, что у меня такое впечатление, что заканчиваю я «стенкой». Так нет же, прохлопала одну лошадь. А мне так хотелось душевного спокойствия!

— Что ты пропустила?!

— Теперь-то могу признаться. Семёрку. Когда я диктовала, мне почему-то показалось, что идёт шесть лошадей, и я не посмотрела, что бежит семь.

— И что, мне теперь на твою семёрку поставить отдельно, только чтобы не пришла? Она же обязательно в таком случае последней будет!

— Ты меня утешаешь, но я её и сама могу поставить…

— Сомбреро! — ехидно объявил Метя. — Тут выиграет Сомбреро. Давай, Болек!

— Да, Сомбреро! — радостно подхватил пан Здись. — Мне тоже кажется, Сомбреро или Акация…

— Какая тебе Акация, это Вишняк! Как же, придёт у вас Вишняк на Акации, ухо вам от селёдки и от жилетки рукава!

— Метя, ты сам говорил, что придут хорошие кони! — яростно прошипела я. — Сомбреро можешь себе на дурную свою башку напялить, придёт Акация! Почему, черт возьми, Сомбреро?

— Его придерживали, — коротко ответил Метя. — Могут прийти Сомбреро с Акацией. Давай, Болек! Я обернулась к Монике Гонсовской.

— В паддок! — скомандовала я ей. — Сегодня меня кондратий хватит от их честных бегов, ей-Богу, повеситься можно! Посмотрите на это чёртово Сомбреро!

Объявили суммы выигрышей, психоз на почве Ватмана очень помог: последовательность стоила сорок тысяч, «верх» не оправдал надежд пана Здися, еле-еле одиннадцать тысяч вместо пятидесяти.

— В триплете по-другому считают! — невозмутимо ответил он. — «Верх» кто-то мог поставить в последний момент, в триплете по крайней мере в три раза больше!

— А хоть бы и в тридцать! — заявила Мария. — Мне наплевать, хоть миллионы, при условии, что сейчас не выиграет, например, Войцеховский.

— Опомнись, невозможно, чтобы Опёнка сдерживали подряд четыре года! Конь четвёртой группы.

— Да у него вес маленький.

— Но на нем едет ученик Лейба! Не знаю, что нужно делать, чтобы в этом заезде выиграл Лейба на Опёнке! И вовсе не буду на него ставить, ставь сама, если хочешь! Что у вас там с Метей?

— Сомбреро, Акация и Замечек. На остальных я поставила на всякий случай отдельно и, разумеется, чёртова седьмого коня прохлопала…

Моника Гонсовская из паддока выбрала Акацию и Сомбреро. Сомбреро окончательно меня добил бы, если бы не конфиденциальные сведения от Мети. Раз сдерживаемые до сей поры лошади теперь едут как следует, и на Сомбреро до сих пор ездил или Ровкович, или Батька, или ученички, весьма скупо одарённые по лошадиной части, а теперь на Сомбреро едет Болек Куявский — у этой скотины большой шанс! В лошадях девушка эта понимает и впрямь великолепно, оценивает качество и форму одним взглядом. Лады, давай. Акация, давай. Сомбреро!..

Опёнка я выбросила и чуть не сдохла от ужаса. Лидировал зверь аж до половины финишной прямой, на трибунах поднялся крик. В конце концов обогнал его Сомбреро, а подлый Вишняк на Акации вышел только в последнюю секунду, демонстрируя поистине дьявольский финиш. До сих пор все концы с концами замечательно сходились, все ездили как следует на самых лучших лошадях. Вишняк на фаворите выиграл раз в сезоне, теперь пришёл к финишу, хотя и был фаворитом по ставкам. Вопреки подсказкам из разных источников, большинство держалось за Акацию. Мария выиграла половину триплета с Метей и ещё собственный, кроме того, у них получалась квинта, которую разбушевавшийся пан Здись оценивал На миллиарды. Моника Гонсовская объявила мне, что на те деньги, которые ухитрилась до сих пор выиграть, она поедет в Лондон. Уже после первых попаданий она перекинулась на кассы по пятьдесят тысяч, и до меня задним умом дошло, что и я могла бы сделать то же самое. В триплете у меня прошли две лошади, я посмотрела на список четвёртого заезда: восемь двухлеток…

— Первая группа, а приз неважный, — сказала я Марии. — Если принимать во внимание, что тут творится, прийти должен был бы Бялас, который по правилам придержал бы коня, ожидая заезда с именным призом. Или придержит лошадь из личных соображений. Дома я угадала, что тут должно прийти, но сейчас не знаю.

— У меня получается тройка.

— А Оливка? Я рассчитываю на Щудловского. И что ты так держишься за этого Замечека, я его выбросила.

— У тебя комплексы на его почве. Ведь Замечек просто писк моды! Мания какая-то!

Насчёт комплексов и маний я была вполне с ней согласна. Во мне сидела нелюбовь к Замечеку и конюшне Двуйницкого. Зато я всегда любила Щудловского и конюшню Вонгровской. Несчастьем всей моей жизни были ставки не на то, что должно прийти, а на то, чему я от души желала быть первым на финише. Прогнозировала я заезды очень даже неплохо, только ставки делала идиотски.

— У тебя Замечек и только он один?

— Нет, две лошади у меня. Тройка и восьмёрка.

— Значит, вы выиграете, потому что у меня обязательно все поломается. Разве что Бялас поедет как следует! Метя, ты куда это?